27 Июль 2011

Оглавление
Размещение Вещей. каприччио
1. МУЗЕЙ
2. ЧИП
3. ВОСТОЧНЫЙ ВЕТЕР. ПРИНЦИП домино
4. НАД СЕРЕБРОМ
5. КАМЕНЬ, ЛЕД И СТЕКЛО
6. ВЕЧЕР ДОЛГОГО ДНЯ
7. КЛЕСТ
8. ПРИНЦИП МАТРЕШКИ
Все страницы

3. ВОСТОЧНЫЙ ВЕТЕР. ПРИНЦИП домино

Флейтист предъявил проводнику проездные документы, поднялся в вагон, прошел по коридору в купе и занял нижнее место. Он достал из рюкзака книгу и сел к окну. По замыслу, трагедии Шекспира на сон грядущий должны были отвлечь его от мрачных мыслей, но по перрону проехал трактор с вереницей тележек багажного отделения, двигатель которого шумел, как заходящий на посадку вертолет. Глаза рефлекторно поднялись к небу. Дальше, как от щелчка невидимого тумблера, в памяти завертелись события недавнего прошлого. Он опять увидел себя сходящим с самолета в Нижневартовске. Замешкался в пункте выдачи багажа, и опоздал на рейсовый автобус. Решил позавтракать в «Лайнере». Наткнулся там на экспедиционное начальство. Это позволило ему сразу же, «не кантуясь в общаге», вылететь вертолетом в тайгу. Подсев за стол к Табакову, составил заказ на продукты, бензин для лодочного мотора, расписался в бумагах на получение топографической карты, имеющей гриф «секретно». Но он давно уже заметил, что если как-то необычно везет, то везет не туда. Поэтому, хотя вертолетчики согласились первым же рейсом, с нефтяниками, забросить его на точку, флейтист уступил свое место Попову. Задолжав кому-то деньги, тот боялся встречи с кредиторами, и хотел покинуть Нижневартовск как можно скорее. В ходе разговора Попов задрал рукав штормовки и показал шрамы от бритвенных порезов на запястье - следствие попытки покончить с собой. Без лишних слов флейтист выгрузил вещи из вертолета. Три часа особой роли не играли... до тех пор, пока двигатель вертолета не заглох в воздухе.

В памяти возникло болото: кочкарник с зеркальцами озер, в десяти километрах от гидрологического поста - место, куда упал вертолет. Неписаное правило экспедиции гласило: не садись не в свой вертолет. Уступив место Попову, флейтист нарушил виртуальный закон.

Попутчик, старик лет семидесяти, вошел в купе и тихо поздоровался. По билету у него была верхняя полка. Флейтист предложил поменяться местами. Старик стал шумно благодарить, задавать дежурные вопросы: куда, зачем, надолго? Флейтист назвал пункт назначения, указанный в билете, и раскрыл книгу, чтобы дать ему понять, что к разговорам он сейчас не расположен. Прочел первое, что попало на глаза:

«Черт возьми, я вовремя прикинулся мертвым, а то бы этот шотландец сделал из меня шотландскую селедку. Прикинулся? Неправда. Совсем я не прикинулся. Мертвые, вот это притворщики! Они притворяются людьми, когда перестают быть ими. А прикинуться мертвым ради жизни - это не притворство, а сама искренность...»

«Фальстаф прав, - подумал флейтист. - Я тоже прикинулся мертвым. Ушел на охоту, и не вернулся. Если бы все шло своим чередом, я бы сгорел вместе с нефтяниками. Но я остался на земле. Подставил другого. Вместо меня сгорел Попов. Так считают его собутыльники. Считали. Теперь, я думаю, в экспедиции уверены, что смерть настигла свою жертву. Медведь задрал. Или трясина засосала. Объяснений достаточно, чтобы поиски останков были уже прекращены. А я вот-вот перевалю через Урал и окажусь в Европе, чтобы начать все сначала».

Неожиданно, как не впервые за последние дни, появилось странное чувство: отчетливо представилось состояние человека, идущего степью по пыльной, пустынной дороге. Холодный, резкий ветер дул в лицо, трепал одежду из грубой ткани. Всем своим существом флейтист впитывал древний мир, как будто был частью этого ветра, пространства волнистых, серых трав, простирающегося до горизонта, где за холмами начинались горы, и куда вела эта единственная дорога. Странное беспокойство переполняло душу, как будто вот-вот что-то должно было произойти. По небу ползли низкие, дымные тучи, предвещая дождь, или дождь вперемешку со снегом. Вместе с тем флейтист понимал, что сидит в купе пассажирского поезда. Но одновременно находился где-то там, за шесть веков отсюда. Это было необъяснимо.

Хуже нет, чем когда есть всему объяснение, хуже нет исчерпывающего ответа.

В камнях надо видеть камни, а не отражения собственных мыслей - камни того заслуживает.

И называй себя хоть волком, хоть вороном, хоть груздем - веры нет уже за то, что ты назвался.

Хуже нет, чем обозначение цели — стрел всегда больше.

Хуже нет, чем считать, будто существует Великая Печь, в которой тебе, полену, гореть.

Ты - не полено, не груздь, не волк, не ворон... Да и «человек» - не имя...

Посреди ночи флейтиста разбудил проводник. Спросонья он не сразу понял, что произошло. Проводник торопил его к выходу: стоянка две минуты! Поезд уже начинал торможение. Флейтист неловко спрыгнул с полки: задел коленом о стол. Боль заставила его сосредоточиться, сунуть ноги в ботинки, завязать шнурки. Проверив, на месте ли деньги, паспорт, он надел куртку, поднял на плечо рюкзак и вышел из купе в коридор. Поезд дернулся, остановился. Флейтист быстрым шагом вышел в тамбур, бросил «спасибо» проводнику и спустился по лесенке в ночь.

В лицо пахнуло влагой, прохладой, густым запахом хвои и разнотравья. Дощатый настил перрона, очень низкий, почти вровень с рельсами, пронзительно заскрипел. Дверь вагона захлопнулась. Поезд тронулся, быстро набирая ход. До последнего мгновения флейтист действовал бездумно, как лунатик, но теперь в голове прояснилось: здесь должен был сойти старик!

Старик безмятежно спал. В вагоне. На нижней полке. Флейтист стоял на ночном полустанке. Как и в случае с Поповым, он поменялся местами с другим человеком. Но тогда он принимал решение, а теперь все случилось само собой.

Из сказания о Беловодье, записанного в 1893 году со слов иеромонаха Вышенской Успенской мужской пустыни о. Владимира: «В первый день пути было три перекрестка. Первый перекресток был крестообразен, и я пошел прямо, не сворачивая. На втором перекрестке одну из троп переползла змейка, как бы преграждая мне путь, я пошел по второй тропе. На третьем перекрестке на одной из тропинок лежало три камня: я пошел по свободной.

На второй день был один перекресток, четвертый, но тропа троилась. На одной из тропинок порхала бабочка, я выбрал эту тропу... На третий день было три перекрестка...

На пятом перекрестке вдоль одной из троп сбегал изумрудный журчащий ручей. Я пошел вдоль него.

К полудню дошел до шестого перекрестка: он имел три тропы. Одна из них проходила мимо горы, имевшей вид огромного истукана, как бы охранявшего эту тропу. Не задумываясь, я выбрал ее.

Дойдя до седьмого перекрестка, имеющего тоже три тропы, я пошел по той, которая была сильнее освещена лучами солнца.

Вскоре на откосе горы, направо, я увидел жилье, освещенное последними лучами заходящего солнца. К нему я и пошел. Оно было сложено из камня. Возблагодарив Создателя, дающего мне пристанище, я безмятежно уснул. На рассвете я был разбужен голосами. Предо мной стояло два человека, говоривших на незнакомом мне языке. Но странно, каким-то внутренним чувством я понимал их, и они понимали меня...»