закрыть

Сайт задумывался как интернет-памятник Юрию Чудинову.

Представленная здесь информация собиралась многими людьми. Если Вам есть чем поделиться, присоединяйтесь!

Войти на сайт...

о сайте
музыку Ромислокас транслируют около 100 западных независимых радиостанций

Оглавление
Размещение Вещей. каприччио
1. МУЗЕЙ
2. ЧИП
3. ВОСТОЧНЫЙ ВЕТЕР. ПРИНЦИП домино
4. НАД СЕРЕБРОМ
5. КАМЕНЬ, ЛЕД И СТЕКЛО
6. ВЕЧЕР ДОЛГОГО ДНЯ
7. КЛЕСТ
8. ПРИНЦИП МАТРЕШКИ
Все страницы

1. МУЗЕЙ

Пико делла Мирандола (1463-94), из книги «900 тезисов»: «Не даем мы тебе, о, Адам, - говорит Творец Адаму, - ни определенного места, ни собственного образа, ни особой обязанности, чтобы и место, и лицо, и обязанность ты имел по собственному решению, во власть которого я тебя предоставляю. Я ставлю тебя в центр мира, чтобы оттуда тебе было удобнее обозревать все, что есть в этом мире. Я не сделал тебя ни небесным, ни земным, ни смертным, ни бессмертным, чтобы ты сам, свободный и славный мастер, создал себе тот образ, который ты предпочитаешь...»

Хосе Аргуэлъес (род. 1939), из книги исследований — «Числа Судьбы»: «Быстро приближалось время тьмы. Города постепенно покидались. Одна за другой накатывались волны завоевателей...

Был отдан приказ уходить, забрать тайную «Книгу семи поколений» и исчезнуть...

Если бы мы могли отправиться в Киригуа 810 года н. э., мы бы увидели скопление людей перед большим храмом, называемым Строением 1. Последние из галактических мастеров - их семеро - сидящие на поросшей травой площадке, каждый из которых имеет при себе большой кварцевый кристалл, вдруг оказываются окруженными гудящей вибрацией... На наших глазах материализуются светящиеся коконы. Эти коконы зависают над галактическими мастерами и медленно охватывают их; вибрирующий гул нарастает.

Сначала незаметно, затем подобно смене сцен во сне, вибрирующие коконы тают и исчезают...»

Мимо по снегу, виляя из стороны в сторону, проехал велосипедист. Следом, размахивая бутылками с пивом, бежали двое его друзей.

- О, снег, снег! - смеялась какая-то девушка. - Ребята, смотрите, снег!.. «Первый снег, - мысленно уточнил лютнист. - Чем не предлог для студенческой попойки?.. »

Он прислонился к платану, изображая пьяного студента: низко наклонил голову, чтобы падающие снежинки падали за воротник куртки. Но конспирация была излишней: нейрохирург шел как сомнамбула; старуха, щурясь от ветра и снега, судорожно цеплялась за него, и видела ровно столько, сколько позволяла ветхость ее походки, то есть - скользкие от подмерзшего снега ступени, ведущие к рельефно выделяющейся под медным козырьком дубовой двери музея.

Соваться в музей изобразительного искусства, когда на часах полночь, для них, похоже, было само собой разумеющимся. Нейрохирург положил руку на бронзовую ручку двери. В этот миг лютнисту показалось, что глаза мраморных львов, дремавших на постаментах по обе стороны от двери, полыхнули зеленым светом, подобно четырем изумрудам, подсвеченным лазерными указками.

Издали донесся крик велосипедиста:

- А я все еду и еду!

Он стал легкой добычей для покинувших кафе поддатых «мажоров». В него полетели снежки, но парень ловко крутил педали, нарезая замысловатые вензеля в сторону памятника Пушкину. Бронзовый Александр Сергеевич взирал на это весьма благосклонно.

Массивная дверь музея мрачно заскрипела. Парочка, как огромная моль, исчезла, растворившись во тьме дверного проема. Возвращаясь на место, дверь сгребла потоптанный снег, и осталась слегка приоткрытой. Глаза каменных львов полыхнули снова, ярко и угрожающе, а по сырому мрамору тел побежали свинцовые волны, когда лютнист с волнением приблизился к двери музея. Он выждал паузу и вошел в фойе.

Охранник лежал на столе администратора, животом кверху. Нужно было прихватить его пистолет. Лютнист осторожно выдвинул ящик стола. Так и есть! - пистолет лежал сверху на бумагах. Сунуть оружие в карман куртки было делом пары секунд, после чего надлежало подняться на второй этаж, где располагалась постоянная экспозиция музея. Теперь надо было действовать особенно осторожно. Бесшумно проследовав по мраморной лестнице наверх, лютнист повернул налево и увидел, что двери одного из залов в глубине коридора распахнуты настежь. Когда он заглянул в этот зал, голый нейрохирург уже сидел на полу и вытряхивал на ладонь пресловутые «ноль-пилюли». Особой необходимости в этом не было, но даже здесь врач оставался врачом, скрупулезно следуя инструкциям средневековых алхимиков, чего нельзя было сказать о старухе, полностью утратившей присутствие духа. Тоже голая, старуха стояла чуть в стороне и плакала, а ее подрагивавшее в ознобе тело начинало флюоресцировать зеленоватым, как гниль на болоте, светом.

Белыми мухами мельтешил снег за окнами. Черными змеями шевелились тени на полу. В рисунке паркета читались концентрические окружности, раздвигающиеся спиралью, с черно-красной розой ветров, размещенной в центре. Слышался нарастающий гул, как если бы морская волна поблизости накатывала на берег.

Внезапно гул сменился звоном бьющегося стекла. В воздухе завертелись мириады алых мотыльков. Нейрохирург и старуха исчезли в огненном вихре. На их месте возникли дыры, черная и белая, повторяющие очертания тел: белая - старухи, черная - нейрохирурга. Из белой дыры роем хлынули синие мотыльки. Они сияли, как клочки весеннего неба. Траектории полета синих мотыльков заканчивались в «черной» дыре.

Звон бьющегося стекла покрыл оглушительный грохот, напоминающий рев взлетающего истребителя. Лютниста бросило в жар. Одежда вспыхнула на нем, но он не видел этого. Теперь он не видел ничего, кроме несущейся навстречу тьмы. Впечатление было такое, словно падаешь в ночное небо. Когда он вновь обрел зрение, обстановка в зале изменилась. Все мотыльки исчезли. Женское тело стало юным: сияло, будто отлитое из благородной платины, но голова оставалась прежней, морщинистой, темной, с искаженными чертами лица. Волосы стояли дыбом, сияли, как большой, неоновый одуванчик. От шума осталось тихое потрескивание, подобное хрусту искрящегося электричества.

«Проявился» и нейрохирург. Теперь это был коренастый мужчина неопределенного возраста. Лицо его продолжало меняться на глазах: исчезал, вытягиваясь в нитку, рот, багровел, укрупняясь, нос, сминалась в морщины кожа на лбу и у глаз, седели и скручивались в спирали волосы. Под конец из груди... нейрохирурга? - кем он стал, оставалось загадкой - вырвался свистящий, клокочущий стон, и, словно очнувшись от мучительного кошмара, он тряхнул головой, провел ладонью по лицу и легко, как заправский атлет, вознес мускулистое тело на короткие, крепкие ноги.

Лицо старухи сплющилось, словно оно было из пластилина, и кто-то смял его невидимыми пальцами. Затем несколько мгновений вообще ничего нельзя было разобрать: смутное газо-нитевое облако - наконец, будто шар лопнул, возникло новое лицо, юное и прекрасное, с огромными, золотыми глазами. Волосы - черные, с синеватым отливом - плавно опустились на точеные плечи. Погас переполнявший тело свет. Идеальных пропорций плоть ожила, и прекрасная незнакомка, по примеру спутника, грациозной походкой направилась к одному из висевших в зале полотен.

Лютнист заметил, что снег за окнами больше не мельтешит: снежинки застыли, как нарисованные. Тени оконных рам, лежавшие на паркете, исчезли. Прежней реальности больше не существовало. Реальностью стали картины, находящиеся в зале. За ними начинались какие-то другие миры. Лютнист видел, как «вылупившийся» из нейрохирурга субъект одевается в одной из них, натягивает сапоги, подбирает оружие, шляпу, а черноволосая красавица примеряет наряды и украшения в другой. Лютнист понимал, что, оставаясь вне зала, он теперь существует на тех же условиях, что и снежинки за стеклами: в любое мгновение может стать статуей в нише или барельефом на стене, но в зал войти пока не решался.

Свойства взгляда создают из горбуньи красавицу. Взгляды меняются, и вновь человек заблуждается: он видит уродство там, где только что наблюдал совершенство...

В зависимости от обстоятельств, люди по-разному реагируют на одно и то же, и думают, что это каждый раз что-то новое...